Николай Алексеевич Островский родился 29 сентября 1904 года в селе Вилия Волынской губернии, в зажиточной крестьянской семье.
К началу Первой мировой войны семья обеднела (отец растратил состояние). Когда к селу приблизилась линия фронта, мать с четырьмя детьми уехала в поселение Шепетовку.
Умный и способный юноша, Н. Островский поступил в церковно-приходскую школу, учился блестяще, но окончить не смог – нужно было работать. Совмещал работу с учёбой в двухклассном училище. Семья нуждалась в его заработках.
Шепетовка была оккупирована немцами, и Островский помогал подпольщикам расклеивать патриотические листовки. Вскоре после октябрьской революции, весной 1918 года, 13-летний Николай стал связным Шепетовского ревкома.
В 1919 году вступил в комсомол. Ушёл на фронт, где проявил себя как храбрый и бесстрашный боец. Когда получил серьёзное ранение, прогнозы врачей в госпитале были тревожными. Однако Островский выжил и восстановился. При первой возможности вернулся на фронт.
Островский был убеждённым патриотом, непримиримым борцом за новый порядок. В 1920 году стал бойцом ЧОН (частей особого назначения). В результате падения с лошади Островский повредил позвоночник. А попавший в глаз осколок стал причиной ухудшения зрения.
Островского комиссовали. Он отправился в Киев, где подключился к восстановлению железной дороги. Условия работы были очень тяжёлыми – работали стоя в ледяной воде, жилой барак не отапливался, питание было очень скудным. В конце концов Островскому, который несмотря на появившуюся боль во всём теле, продолжал трудиться, поставили серьёзный диагноз – полиартрит. Это заболевание ведёт к постепенному окостенению суставов. Островскому дали первую группу инвалидности. Но гордый юноша не мог признаться родителям в своей немощи и отказался от пенсии.
К должности секретаря райкома комсомола Берездовского района (Хмельницкая область) Островский приступил, когда уже передвигался только на костылях. Постепенно он слёг, состояние всё ухудшалось. Врачи предлагали ампутацию ног, Островский отказался.
Не выносил жалости к себе, изнурял себя гимнастикой в положении лёжа. Пользы она, увы, не принесла. Двигаться Островский не мог. К тому же, он постепенно терял зрение.
Примерно тогда Островский задумал написать роман – о том, что пережил. Ему помогала верная и преданная жена Раиса. Но она ходила на работу, Островский понимал, что времени у него немного, спешил. Поэтому пытался записывать сам. Букву за буквой выводил по бумаге карандашом, вслепую. Чтобы строчки не наползали друг на друга, Островский изобрёл специальный трафарет – широкие горизонтальные полосы в листе картона. Работал по ночам. Позже ему стала помогать соседка Г. Алексеева.
К осени 1931 года первая часть романа «Как закалялась сталь» была готова.
Островский отправил рукопись в журнал «Молодая гвардия», но получил разгромную рецензию и отказ. После повторного запроса роман напечатали в журнале, однако выпускать книгу издательства не спешили.
Публикация романа в журнале вызвала большой интерес: в библиотеках образовались очереди, проходили публичные читки.
Островский начал получать восторженные письма от читателей.
В скором времени книга была впервые издана. Известности писателя посодействовал очерк о нём и его книге в газете «Правда» авторства Михаила Кольцова.
Более 40 раз роман «Как закалялась сталь» был переиздан ещё при жизни автора. Его перевели на английский и японский.
В английском переводе книгу назвали «The making of a hero» – «Становление героя». Островский попросил также указать и авторское название.
Книга стала самой издаваемой в СССР, выдержав больше 500 переизданий только на русском языке. На 75 языках народов СССР роман вышел более 750 раз, общим тиражом более 53 миллиона экземпляров (статистика на 1991 год). Переведён более чем на 100 языков и издан в 100 странах мира.
В 1935 году Николай Островский был награждён орденом Ленина, ему присвоили воинское звание бригадного комиссара.
Прежде инвалид, живущий более чем скромно, Островский получил в подарок от правительства дом в Сочи на улице, которую назвали в его честь, и квартиру в Москве на улице Горького. В дом к знаменитому писателю приходили многочисленные посетители.
Также в Москве появилась улица Павла Корчагина (ныне район Алексеевский), единственная в столице названная по имени литературного персонажа.
В том же 1935 году Островский задумал написать новую книгу – «Рождённые бурей», роман о борьбе советского пролетариата против Польши и о борьбе с фашизмом в ближайшем будущем.
Известно, что в 1927-1928 годах по просьбе друзей Островский написал повесть о котовцах с тем же названием, но та рукопись была утеряна при пересылке в редакцию.
Власти всячески поддерживали инициативу автора по написанию нового романа. Но работа осталась неоконченной. 22 декабря 1936 года Николай Алексеевич Островский скончался. Ему было 32 года.
Роман «Как закалялась сталь» был трижды экранизирован – в 1942 (реж. – М. Донской), 1956 («Павел Корчагин», реж. – А. Алов и В. Наумов) и 1973 (сериал, реж. – Н. Мащенко) годах.
Известно, что во время Великой Отечественной войны бойцы в окопах в моменты отдыха читали роман вслух. В блокадном Ленинграде в 1942 году книга была напечатана «вручную» (очевидно, при ограниченных возможностях типографии) тиражом 10 тысяч экземпляров, за два часа весь тираж был раскуплен.
Вокруг столь знаменитого текста и ставшего знаменитым писателя не могли не возникнуть многочисленные исследования, эмоциональные обсуждения, да и попросту сплетни и пересуды.
Сравнивали судьбу Павки Корчагина с судьбой Николая Островского и делали выводы – автобиографический ли перед нами роман. Также были сомнения в том, действительно ли Н. Островский, человек практически без образования, мог создать столь замечательную книгу.
Так или иначе, автором романа «Как заклялась сталь» был и остаётся Николай Островский. Главное, что оставляет писатель, – свои произведения.
А ещё сохранились самые комплиментарные отзывы о Н. Островском известных людей искусства. Театральный режиссёр В. Мейерхольд выделял Н. Островского наряду с Л. Толстым и А. Чеховым: «Такая необычная культура, такое необычное проникновение в правду жизни, такая способность понимать, что такое искусство». О встрече с Н. Островским восторженно отзывался французский писатель Андре Жид.
А английский историк Д. Линдсей писал, что в романе «Как закалялась сталь» «нет ни одной фальшивой ноты».
Напомним хрестоматийную цитату из романа: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества».
Николай Островский, «Как закалялась сталь»
(роман, фрагмент, начало)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Кто из вас перед праздником приходил ко мне домой отвечать урок – встаньте!
Обрюзглый человек в рясе, с тяжелым крестом на шее угрожающе посмотрел на учеников.
Маленькие злые глазки точно прокалывали всех шестерых, поднявшихся со скамеек, – четырех мальчиков, и двух девочек. Дети боязливо посматривали на человека в рясе.
– Вы садитесь, – махнул поп в сторону девочек. Те быстро сели, облегченно вздохнув.
Глазки отца Василия сосредоточились на четырех фигурках.
– Идите-ка сюда, голубчики!
Отец Василий поднялся, отодвинул стул и подошел вплотную к сбившимся в кучу ребятам:
– Кто из вас, подлецов, курит?
Все четверо тихо ответили:
– Мы не курим, батюшка.
Лицо попа побагровело.
– Не курите, мерзавцы, а, махорку кто в тесто насыпал? Не курите? А вот мы сейчас посмотрим! Выверните карманы! Ну, живо! Что я вам говорю? Выворачивайте!
Трое начали вынимать содержимое своих карманов на стол.
Поп внимательно просматривал швы, ища следы табака, но не нашел ничего и принялся за четвертого – черноглазого, в серенькой рубашке и синих штанах с заплатами на коленях:
– А ты что, как истукан, стоишь?
Черноглазый, глядя с затаенной ненавистью, глухо ответил:
– У меня нет карманов, – и провел руками по зашитым швам.
– А-а-а, нет карманов! Так ты думаешь, я не знаю, кто мог сделать такую подлость – испортить тесто! Ты думаешь, что и теперь останешься в школе? Нет, голубчик, это тебе даром не пройдет. В прошлый раз только твоя мать упросила оставить тебя, ну а теперь уж конец. Марш из класса! – Он больно схватил за ухо и вышвырнул мальчишку в коридор, закрыв за ним дверь.
Класс затих, съежился. Никто не понимал, почему Павку Корчагина выгнали из школы. Только Сережка Брузжак, друг и приятель Павки, видел, как Павка насыпал попу в пасхальное тесто горсть махры там, на кухне, где ожидали попа шестеро неуспевающих учеников. Им пришлось отвечать уроки уже на квартире у попа.
Выгнанный Павка присел на последней ступеньке крыльца. Он думал о том, как ему явиться домой и что сказать матери, такой заботливой, работающей с утра до поздней ночи кухаркой у акцизного инспектора.
Павку душили слезы.
«Ну что мне теперь делать? И все из-за этого проклятого попа. И на черта я ему махры насыпал? Сережка подбил. «Давай, говорит, насыплем гадюке вредному». Вот и всыпали. Сережке ничего, а меня, наверное, выгонят».
Уже давно началась эта вражда с отцом Василием. Как-то подрался Павка с Левчуковым Мишкой, и его оставили «без обеда». Чтобы не шалил в пустом классе, учитель привел шалуна к старшим, во второй класс. Павка уселся на заднюю скамью.
Учитель, сухонький, в черном пиджаке, рассказывал про землю, светила. Павка слушал, разинув рот от удивления, что земля уже существует много миллионов лет и что звезды тоже вроде земли. До того был удивлен услышанным, что даже пожелал встать и сказать учителю: «В законе божием не так написано», но побоялся, как бы не влетело.
По закону божию поп всегда ставил Павке пять. Все тропари, Новый и Ветхий завет знал он назубок: твердо знал, в какой день что произведено богом. Павка решил расспросить отца Василия. На первом же уроке закона, едва поп уселся в кресло, Павка поднял руку и, получив разрешение говорить, встал:
– Батюшка, а почему учитель в старшем классе говорит, что земля миллион лет стоит, а не как в законе божием – пять тыс... – и сразу осел от визгливого крика отца Василия:
– Что ты сказал, мерзавец? Вот ты как учишь слово божие!
Не успел Павка и пикнуть, как поп схватил его за оба уха и начал долбить головой об стенку. Через минуту, избитого и перепуганного, его выбросили в коридор.
Здорово попало Павке и от матери.
На другой день пошла она в школу и упросила отца Василия принять сына обратно. Возненавидел с тех пор попа Павка всем своим существом. Ненавидел и боялся. Никому не прощал он своих маленьких обид: не забывал и попу незаслуженную порку, озлобился, затаился.
Много еще мелких обид перенес мальчик от отца Василия: гонял его поп за дверь, целыми неделями в угол ставил за пустяки и не спрашивал у него ни разу уроков, а перед пасхой из-за этого пришлось ему с неуспевающими к попу на дом идти сдавать. Там, на кухне, и всыпал Павка махры в пасхальное тесто.
Никто не видел, а все же поп сразу узнал, чья это работа,
...Урок окончился, детвора высыпала во двор и обступила Павку. Он хмуро отмалчивался. Сережка Брузжак из класса не выходил, чувствовал, что и он виноват, но помочь товарищу ничем не мог.
В открытое окно учительской высунулась голова заведующего школой Ефрема Васильевича, и густой бас его заставил Павку вздрогнуть.
– Пошлите сейчас же ко мне Корчагина! – крикнул он.
И Павка с заколотившимся сердцем пошел в учительскую.
Хозяин станционного буфета, пожилой, бледный, с бесцветными, вылинявшими глазами, мельком взглянул на стоявшего в стороне Павку:
– Сколько ему лет?
– Двенадцать, – ответила мать.
– Что же, пусть останется. Условие такое: восемь рублей в месяц и стол в дни работы, сутки работать, сутки дома – и чтоб не воровать.
– Что вы, что вы! Воровать он не будет, я ручаюсь, – испуганно сказала мать.
– Ну, пусть начинает сегодня же работать, – приказал хозяин и, обернувшись к стоящей рядом с ним за стойкой продавщице, попросил: – Зина, отведи мальчика в судомойню, скажи Фросеньке, чтобы дала ему работу вместо Гришки.
Продавщица бросила нож, которым резала ветчину, и, кивнув Павке головой, пошла через зал, пробираясь к боковой двери, ведущей в судомойню. Павка последовал за ней. Мать торопливо шла вместе с ним, шепча ему наспех:
– Ты уж, Павлушка, постарайся, не срамись. И, проводив сына грустным взглядом, пошла к выходу.
В судомойне шла работа вовсю: гора тарелок, вилок, ножей высилась на столе, и несколько женщин перетирали их перекинутыми через плечо полотенцами. Рыженький мальчик с всклокоченными, нечесаными волосами, чуть старше Павки, возился с двумя огромными самоварами.
Судомойня была наполнена паром из большой лохани с кипятком, где мылась посуда, и Павка первое время не мог разобрать лиц работавших женщин. Он стоял, не зная, что ему делать и куда приткнуться.
Продавщица Зина подошла к одной из моющих посуду женщин и, взяв ее за плечо, сказала:
– Вот, Фросенька, новый мальчик вам сюда вместо Гришки. Ты ему растолкуй, что надо делать.
Обращаясь к Павке и указав на женщину, которую только что назвала Фросенькой, Зина проговорила:
– Она здесь старшая. Что она тебе скажет, то и делай. – Повернулась и пошла в буфет.
Автор статьи: Великанова Юлия.
