Новые рейсы ковра-самолёта . Обзор первого номера литературного журнала «Дрон» (г. Белгород)

Новые рейсы ковра-самолёта

Обзор первого номера литературного журнала «Дрон» (г. Белгород)

«Мы только что, свесив ноги с ковра, летели вдвоем над знакомыми улицами. Теплый ветер будто мохнатыми мягкими крыльями бил нас по ногам, а в спину горячо светило утреннее солнце. Внизу проплывали темно-зеленые груды тополей, коричневые железные крыши и серебристый купол городского цирка. Навстречу нам, возвышаясь посреди редких желтых облаков, двигалась белая колокольня, похожая на крепостную башню. В сквозных оконных проемах верхнего яруса темнели уцелевшие с давних времен колокола. Выпуклую крышу устилали ржавые железные квадратики. Кое-где они отстали и топорщились, будто крыша взъерошилась от ветра».

Это – отрывок из повести Владислава Крапивина «Ковёр-самолёт». А вот что редакторы-составители (скромно!) нового белгородского литературного журнала «Дрон» Людмила Брагина и Олег Роменко пишут в колонке редактора (редакторов?) своего издания: «Первый летательный аппарат, знакомый нам с детства – сказочный ковёр-самолёт, перемещающийся в пространстве по велению своего хозяина на любые расстояния», далее развивая тему современного ковра-самолёта – беспилотного дрона, позволяющего, среди многого прочего полезного, увидеть, «показывать и приумножать красоту нашей родины».

Именно крапивинские ассоциации рождались у меня при прочтении триптиха из рассказов одного из «редакторов-составителей» – Олега Роменко. Я немного знаю этого автора как хорошего поэта, но проза его меня буквально очаровала этими интонациями Владислава Петровича, этими портретами друзей детства, созданных по канонам «крапивинских мальчиков» и всё же... всё же обитающих в совершенно своём, самобытном, роменковском мире.

Мир этот мне хорошо знаком. Я немного старше автора и совсем из других краёв, но будто бы жил с ним по соседству, ну, может, во дворе по переулку направо... Да, именно так — ведь настолько узнаваемы, такие родные мне его персонажи! Вовочка-«тридцатик» совсем как дурачок Потеха-токсикоман, Костик Емельянов – один в один мой дружок Серёга по прозвищу Загнутый, умник Миша Мезис будто бы списан с моего соседа Жени Бесшеего (это и прозвище, и физический недостаток)... Да и другие ребята – не чужие совсем, понятные, близкие. Но главное – сам мир, в котором они живут, вся эта бесконечная вселенная многоквартирных домов, зелёных дворов, городских лесопосадок, замусоренных оврагов, школьных смотров строевой подготовки, смены генсеков, Чернобыля, поездок за грибами, домашних застолий, краюхи хлеба, натёртой чесноком и посыпанной солью – это и моя вселенная тоже, родина, которая не в пространстве уже, а во времени, а может, и где-то в параллельном мире, на другой грани Великого Кристалла Крапивина, на другой станции призрачного поезда... И грань эта светла, тепла, радостна и беззаботна – а как же ещё может быть? Похоже, так думает и Олег Роменко: «Сейчас, вспоминая события той поры, мне кажется, что я сижу в пустом кинотеатре и смотрю на экране свою жизнь, которая никуда не исчезла, а продолжается где-то там, в недоступном для разрушительной силы мире». И о том, какой он, этот мир: «Мне казалось, что мы попали в волшебный троллейбус, который везёт нас в прекрасное далёко, а за рулём сидит спиной к нам и улыбается гость из будущего. Вот сейчас мы выйдем на своей остановке и увидим не мрачный областной военкомат, а гигантский шарообразный космодром, отправляющий и принимающий жителей со всей Галактики. Я побегу к киоску с мороженным, а мне преградят дорогу два туриста с Альфа Центавра и, с инопланетным акцентом, спросят: «Земляк! Как пройти в Пушкинский музей на Ватутина?». А я отвечу: «А он ещё не построен». Какой потаённый, и, наверное, совсем не понятный читателям постсоветских поколений код здесь заложен! И ретро-футуризм «Техники-молодёжи», и цитата из Кира Булычёва, и легендарная песня... А главное – сколько здесь света...

А вот коллега Олега Роменко по редакторскому делу, Людмила Брагина, в своём рассказе «О счастье» глядит примерно на то же время и примерно на то же детство под каким-то совсем другим углом, использует такие тёмные светофильтры, что кажется, будто попал на другую планету, гораздо более удалённую от Солнца... Всё в жизни главной героини, тринадцатилетней девочки, которая, наверное, должна быть наивной, весёлой и дружить с роменковскими/крапивинскими мальчишками – плохо, неуютно, неустроенно, грязно, бедно, блекло. Больница – затрапезная, врачи – пьяные, соседки по палате – нудные, а «градообразующий» завод, где работает мама героини, вообще представляет из себя нечто инфернальное: «Прошло много лет, но я до сих пор с содроганием вспоминаю задымлённый и грохочущий цех, с едва различимыми в полутьме станками устрашающих размеров, между которыми сновали силуэты в спецовках. Мне показалось, что я попала в ад». Странно, но посреди этого «ада» её мама гордо говорит о своей работе, о станках, о кране, которым управляет и даже читает о нём стихи! Но что там мамины восторги, девочка уже всё для себя решила: «Я с болью и недоумением смотрела на неё и про себя твердила: «Никогда я не приду на этот кошмарный завод, и, если бы я только могла, никогда-никогда не отпустила бы тебя больше сюда. Чтоб он развалился на куски!». И, видимо, настолько это детское желание было жгучим, искренним и всеобъемлющим, что спустя годы он действительно развалился, вместе со страной, строем и укладом жизни...».

Слышали, Олег Роменко? Теперь будете знать, благодаря кому развалился мир вашего детства и из-за кого ваш дружок лежит пьяным на скамейке, потеряв себя в жизни! Шутка, но грустная... А вот Людмила Брагина, вернее, её протагонистка не слышит или не хочет слышать гордой и радостной интонации в словах собственной матери, она во всей её трудовой жизни находит только одно светлое пятно – светлое же платье, купленное по её, дочери, настоянию. Конечно, дочери – ей видней. Взгляд её столь глубок и устремлён так далеко, что она не замечает, что мама-то её, похоже, была счастлива в своей жизни и на своём «адском» заводе...

Впрочем, плюрализм мнений, провозглашённый некогда Михаилом нашим Сергеевичем как один из главных принципов Перестройки (задуманной, среди прочего, и как перестройка сознания) – дело, несмотря ни на что, хорошее. Раз такая точка зрения на наше общее прошлое имеет место быть, почему бы не показать её в журнале? Дрон – он высоко летает, многое видит.

Другой рассказ Людмилы Брагиной, «Вопрос» – это (авто?)портрет некоей провинциальной сочинительницы, любовно выписанный на фоне её одноклассницы (снова привет детству!) – женщины обыденной, приземлённой, в которой только острый взгляд нашей поэтессы распознаёт ту, что когда-то была «озорной девчонкой с косой и ямочками на щеках...». Конечно, поэтесса во всём превосходит состоятельную мещанку: она сердобольна к голубям и котам, она читает рассказики детсадовцам, которые задают ей умные вопросы, она не любит встреч выпускников, видит красоту в опостылевшей всем зиме, и вообще... вообще она остаётся юной – финал рассказа совершенно недвусмысленно нас к этому подводит. Чего же она, в таком случае, завидует школьной подруге, имеющей возможность провести часть зимы в тёплых краях, и стыдливо врёт про собственную поездку? Пусть бы подружка завидовала вечной молодости, литературному таланту, сказочным встречам с белыми котами Берроуза...

А вот рассказы Л. Брагиной «Окошко» и «На панели» мне понравились. Странно, но в них достаточно и света, и юмора, и какого-то искреннего, бесхитростного тепла. «Окошко» своей символикой генезиса человеческой жизни напомнило мне стихотворение Юрия Левитанского «Как я спал на войне...» – те же аллюзии на свободный полёт фантазии в детстве и возвращение к ним в зрелом возрасте... У Левитанского – полёты во сне, у Брагиной – калейдоскоп, а вместе – «жизнь прошла, как три раза в окошко посмотрел»... Но картина за окошком была прекрасная.

В рассказе «На панели» – прекрасные колоритные портреты уличных торговок, уморительные детали будней заводчиков шиншилл, смешные повороты сюжета и крепкий оптимизм. Будто текст Михаила Зощенко переписан рукой Джеральда Даррелла, честное слово!

Я не случайно так подробно рассмотрел прозу редакторов (а значит, главных идеологов) «Дрона». Редактор, даже старающийся быть беспристрастным, что редко у кого получается, всё равно формирует журнал или альманах почти аки Господь Бог – по собственному образу и подобию, или, если хотите – по собственному вкусу и разумению. Оттого любой журнал есть авторское произведение редактора. Неудивительно, что «Дрон», у штурвалов которого, как и у настоящего воздушного судна, находится дуумвират «капитанов», распадается на две идеологические линии. Кому-то из авторов ближе бесшабашное пацанское разгильдяйство Роменко, кому-то – придирчивый, внимательный и противоречивый взгляд Брагиной.

Известный писатель, редактор кировского журнала «Ротонда» Николай Пересторонин по стилю и мастерству – настоящий классик, автор традиционных по форме, но вольных и просторных по духу, щемящих стихов:

И песня безмужняя льётся,
Как вдовая доля ведёт.
Она никому не сдаётся,
И в плен никого не берёт.
Она проросла в поколеньях,
Её не забьют сорняки...
Есть женщины в русских селеньях,
Да мало живут мужики.

Тихон Синицын из Севастополя пишет современно, энергично, решительно. А ещё в его стихах – бесконечное эхо крымских дорог, моря, зимней Ялты, ржавые портовые краны... И среди этого поэт, чем-то напомнивший мне Кавафиса в описании Бродского – кафе, любовь к гречанке, созерцание древних руин... Подборка стихов Синицына заменяет отпуск у моря, кроме шуток! Ну, по крайней мере, зимний...

Говорить что-то о подборке стихов Ирины Китовой из Базарного Карабулака, что в Саратовской области, мне не позволяет издательский этикет: я был редактором её новой книги. Но не удержусь, скажу только о том, что Ирина прекрасно вписалась в хор голосов «Дрона» и голос её в нём слышен и прекрасен...

Рассказ Светланы Сергеевой «Завтрак» по содержанию близок к жанру памфлета, ныне подзабытого. А ещё он напомнил мне советские фильмы о капиталистическом мире – обличительные и разоблачительные. Беспощадный пафос автора выражен добротным языком и сдобрен энциклопедическими знаниями в области кулинарных излишеств, однако всё вместе впечатления как-то не производит. Возможно, потому, что уродство душ и семейных отношений в «мире чистогана» – факт непреложный и известный ещё со времён Диккенса, ничего нового С. Сергеева об этом нам не сообщает. Не спасает даже милый нюанс с залетевшими в бассейн роскошной яхты будто бы из сказок Г.-Х. Андерсена океанскими песчинками...

Рассказы Ильи Чеснокова, моего земляка по КазССР, а ныне – белгородского писателя, я читал на «Яндекс-дзене», на канале «Стакан молока», даже комментировал. У нас много общего в биографии, вместе выходили в жизнь в 90-е, учились в пединституте в это сложное время... Рассказы написаны крепко, а их автобиографическая основа почти документальна. Именно как точный, но поданный через художественное переосмысление исторический документ их и надо воспринимать – а это дорогого стоит!

Интересно, знает ли экзотический русско-кубинский писатель Паул Барбадо о существовании повести советского прозаика Сергея Абрамова «Потому что потому» и фильма по ней, «Сезон чудес»? Чудесного в его милом рассказике поменьше, но сюжет о художнике, приезжающем на отдых в одинокий дом и сталкивающемся там с паранормальными событиями, Абрамова напоминает уже с самого начала... Впрочем, есть в этом тексте и что-то от Гриновских феерий и от Хемингуэевского одиночества у моря (кубинцу ли не знать об этом!). Фантастическая мелодрама его «Симфонии для флейты» захватывает скорее не фабулой, а атмосферой – волшебной, изысканной, а в финале (коде!) – внезапно реалистической...

Роман Кручинин, строитель из Брянска, пишет в стиле «поток сознания» – будто бы одно и то же стихотворение бесконечно повторяется, изменяется, развивается от строчки к строчке... Пожалуй, мне немного не хватило в этом потоке глубокой философской символики чего-то конкретного, осязаемого, живого. Зато там, где оно проявляется, подобно изображению на фотобумаге, – там вдруг выстреливают такие образы, такие откровения – закачаешься!

Мне заснулось легко в стоге сена,
а проснулось – высоток парад...
зашукшинился и заесенил,
закручиниться тоже пора.

А у Елены Коноваловой из Кирова – простые стихи, растворяющие читателя в русском пейзаже и, пожалуй, в судьбе лирической героини. «Дождей осенних перебор» в них звучит отчётливой, но ненавязчивой мелодией... Красиво звучит...

Два рассказа Олега Рябова – нижегородского классика и прекрасного прозаика – выдержаны в стиле «рассказывает бывалый». Очень люблю такие – живые, исключительно реалистические, но в чём-то буквально эпические истории, стоящие где-то на границе были и выдумки...

Иван Катков, живущий в Дзержинске, пишет интересную, крепкую прозу. Особенно мне понравился его рассказ «Ещё один день» – беспощадное повествование о жизни современного школьного изгоя, литературное воплощение страшных историй о жестокости подростков, напугавшей бы и автора «Повелителя мух»...

Белгородке Юлии Рядинской хорошо удаётся лирика. Вообще журнал без лирических стихов был бы неполноценным, бесцветным. Личная драма – источник бесконечного вдохновения и рог изобилия удивительных метафор: «Но быть для драгоценности оправой/Мне не к лицу».

Денис Липатов из Нижнего Новгорода отметился в «Дроне» замечательным, проникнутым духом Анатолия Алексина и Галины Ширяевой школьным рассказом «Алжир». Правда, рассказ куда как более жестокий и чем-то напоминает не то «Чучело», не то «Дорогую Елену Сергеевну» и смотрится неким послесловием к советской школьной прозе и школьному кино.

Благостный рассказ Павла Лаптева из города Выкса Нижегородской области показался мне надуманным и вторичным. Идея вплести христианские чудеса в жизнь современных подростков не очень оригинальна, неуместно дидактична и отдаёт какой-то воскресной школой... Нет, не моё, простите! Как и лирическая подборка белгородки Марины Щенятской, полной банальных, избитых образов и таких же рифм «чарующий сад», «вспорхнут ресницы», «судьбою/любовью», «соловьи/любви» и тому подобных...

Москвичка Наталия Елизарова наполнила свой рассказ «Голубцы для Гриши» такой святой тоской материнского одиночества на склоне лет, что хочется, как в той давней социальной рекламе, срочно «позвонить родителям». Мне звонить давно некому, от этого мысли и чувства Наталии Михайловны ещё ближе, ещё больнее от них. Близка (и, наверное, неслучайно помещёна редакторами рядом) к рассказу Елизаровой и новелла Валерия Анишкина из Орла – «Нищая Паша». Она тоже – о материнской любви, преодолевающей всё, выходящей, кажется, уже и куда-то за рамки человеческой жизни...

Горьковчанин Евгений Эрастов – настоящий профессионал и мастер слова. Не поклонник я таких, очень «литературных» стихов, наполненных эллинистическими мотивами и некоей отвлечённой философией. Но это – дело вкуса и духовного настроя, в целом же его подборка – украшение первого номера «Дрона».

Надежда Князева из Арзамаса из тех поэтов, кто уделяет пристальное внимание внутренней музыке слова, аллитерации, нежданным сочетаниям, лексической игре. Иногда это превращается в некие «стихи ради стихов» и любование фонетикой («Подлежащее – камень...», «Латунная Луна»), но упорная работа в этом направлении даёт и впечатляющие результаты в стихотворениях «Рождество» и «Книга»:

Коснёшься дна – а там двойное дно.
Открой меня. Я книга, мне темно.

Современная мистическая проза, или, пожалуй, мистико-философская, представлена рассказом орловчанина Геннадия Майорова. Увы! – ни за что не смог я зацепиться в этом гладком, хорошо сделанном технически, но совершенно не трогающем чувства тексте, построенном на сентенциях типа «человечество погрязло во грехе», вложенных в уста довольно предсказуемого ангела («ангелочка»). Честно сказать, для меня загадка, для чего пишутся такие вещи – ещё раз повторить общеизвестные истины? Что ж, повторение – мать учения, вероятно...

Алёна Даль из Воронежа представлена в журнале... сказкой! Пожалуй, только так можно классифицировать это литературное воплощение мечтаний провинциальной интеллигентной женщины, грезящей всю жизнь – это так естественно – о Париже! Читатель будет ждать в рассказе какого-то обязательного новеллистического поворота сюжета, подвоха, обмана в духе давнего фильма «Плащ Казановы», но... не дождётся! Всё будет хорошо до карамельности, до оскомины...

Николай Симонов из Нижнего Новгорода меня развеселил. Нет, он не юморист и не сатирик. Но столь истов в увлечении тавтограммами, и столь искренен в навязчивом желании рассказывать в стихах о проблемах и чаяниях стихотворца, что невольно вызывает улыбку. Мне вот интересно, а почему повара не включают в поваренные книги истории о превратностях своей профессии? По-моему стихи поэтов о собственном творчестве выглядят аналогично...

Раздел «Живая вода» «пилоты» «Дрона» отвели для писателей, окончательно перешедших в разряд классиков, то есть покинувших наш мир. В первом номере их двое.

Это Владислав Шаповалов, выдающий советский детский и военный писатель, педагог и издатель, живший в Белгороде. Два маленьких рассказика, две элегантные миниатюры и – не нужно ничего больше! Понятная, привычная, и всё же – временами неожиданная красота родной природы – вот их тема и философское содержание. На таких рассказах хочется учиться. А в пару к Владиславу Мефодьевичу поставлен Юрий Макаров – прекрасный детский поэт, белгородец, выступающий здесь как теоретик литературы со статьёй «Детские поэты – взрослым». Пожалуй, нигде не встречал я ещё столь чётко сформулированных мыслей по поводу того, что кажется очевидным, но так труднодостижимо на практике: лучшие авторы для детей – это те, чьи стихи или проза интересны и взрослым. Думаю взять этот труд Юрия Ивановича на вооружения для занятий в литературной студии, которой руковожу.

Какой хороший литературный журнал без юмористического арьергарда! Я не знаю, почему юмористы и сатирики не обижаются на эту вечную дискриминацию: рубрика «Сатира и юмор» (в «Дроне» – «Нескучный юмор») – всегда в конце издания? А впрочем, в конце ли? Может, последние страницы журнала надо считать вершиной восхождения читателя, верхушкой новогодней ёлки, на которую юмор водружается, как звезда? Как бы то ни было, на этой галёрке или вершине с комфортом разместились Ирина Кученюк с рассказом «Недетский вопрос», уже знакомый нам Олег Роменко с «Лакмусовой бумажкой» и Светлана Сергеева с «Имперскими амбициями». Все они белгородцы, так что получилось что-то типа местной команды КВН – созвучно, остроумно, весело!

Никогда не разбирал я литературные журналы целиком, всё их содержание, но тут почему-то захотелось. Редакторы-составители проделали большую работу, номер – дебютный, при этом единая, стройная концепция и идеология нового издания хорошо ощутима и просматривается. Возможно, такое стилистическое единство базируется на организационном нюансе – семь из двадцати шести авторов журнала (почти треть) – члены литстудии «Младость», которой руководит соредактор «Дрона» – Людмила Петровна Брагина. Руководит, судя по всему, очень профессионально, результативно. Но остальные авторы – не только ни студийцы Брагиной, но даже в большинстве своём и не белгородцы. Составить из них единую, хотя и пёструю мозаику – большое искусство и значимый успех, с которым создателей «Дрона» я от всей души поздравляю! Журнал получился разным – по уровню мастерства, по идеям, мыслям авторов, по опыту их, но единым в желании искренне и верно служить тому, что называется русской литературой.

А открывается номер портретом и стихотворением Дмитрия Кедрина «Красота» – пожалуй, одной из вершин русской патриотической поэзии. Помню, впервые открыв свой экземпляр, я подумал, что журнал, начинающий свою жизнь Кедриным, не может быть плохим, и просто обязан быть по-настоящему русским. Я не ошибся. И словами любимого Дмитрия Борисовича хочу весело предупредить создателей журнала, о том, о чём они, конечно и сами знают, о том, что хорошо знакомо каждому, берущемуся за трудное дело издания чужих произведений:

Всегда ты на людях,
Как слон в зверинце,
Как муха в стакане,
Как гусь на блюде...
Они появляются из провинций,
Способные молодые люди.

Способные люди, молодые и не очень, обязательно появятся реально и виртуально в вашей редакции, и будет вам не до своих стихов и прозы... Трудный, и не всегда благодарный он – труд литературного редактора и издателя, но какой же нужный! А потому – спасибо и удачи, вам и... счастливого полёта, «Дрон»!

От винта!

Подробнее о журнале можно прочитать в статье на нашем портале – материал «В Белгороде запустили литературный «Дрон».

В качестве обложки использована иллюстрация Любы Булдаковой, профиль в Инстаграм.